10:09: События 25 марта моими глазами
Вот…, решила и я записать то, что видела вчера. Скажу сразу, 2 марта на митинге Милинкевича я была, 19 марта, благодаря обещанию маме, на митинг не пошла. Идти ли 25 марта на День Воли я раздумывала. Создание палаточного городка я не поддерживала, считая, что ничего этим добиться нельзя и живут в нем люди уже не столько ради идеи, сколько ради адреналина, одновременно являясь игрушкой в руках и оппозиции, и властей. Первые показывают, на что они способны организовать людей, хотя из уст палаточников я слышала, что в большинстве своем они туда шли не ради конкретных персон, а ради своих идей свободы, вторые показывали какие они демократичные и не трогают «этих несовершеннолетних отморозков, наркоманов, алкоголиков». Я не приходила поддерживать палаточный городок после работы по этим причинам, даже не проезжала мимо них, однако в четверг вечером мы все же пришли туда с моим парнем, после долгих убеждений подруги, что там особый дух, играет хорошая музыка, выступают интересные люди. Духа мы не почувствовали, музыка была только в записи и то плохо слышна, никто не выступал, в общем, пробыли мы там недолго и ушли, решив, что через несколько дней, если власти их трогать не будут, жители городка сами разойдутся. Но ночью этого дня случилось то, что случилось.
Из Интернета я узнала, что среди арестованных трое моих знакомых. И в этот момент я поняла, что на День Воли я пойду, мое мнение только укрепилось, когда я увидела по телевиденью сколько лжи и грязи вылили на них. И придя 25 марта на пр. Скорины (извините, Независимости, интересно какую независимость имел в виду Лукашенко) я поняла, что сделали эти люди, которые сейчас арестованы и не видят того, что происходит благодаря ним, они действительно всколыхнули наше сознание, только они заставили выйти на улицы эти тысячи людей, которые почувствовали единство ради цели – свободы.
Отвечая применительно к себе на вопрос тех обывателей, которые за батьку, которых все устраивает: «Чего вам плохо живется? Что не устраивает? Вам не вовремя платят зарплату, ваши бабушки не вовремя получают пенсию?» я хочу сказать, что у меня действительно хорошая жизнь, я живу с родителями, по белорусским меркам нормально зарабатываю, хватает, чтобы путешествовать заграницу. Но бывая там, я не понимаю почему я не могу жить лучше. Да, по Минским меркам я зарабатываю нормально, но почему моя сестра, уехав в Америку и работая там нелегально, за год заработала себе на машину, снимает дом, поступила учиться в университет, платя немаленькие деньги за обучение. Когда я смогу себе такое позволить в нашей стране без помощи родителей, я не знаю, а уезжать за границу я не хочу. Но на самом деле не экономическая сторона важна, а то, насколько люди чувствуют там себя свободно, насколько они не запуганы и радуются жизни. Я видела, как они валяются на газоне у Пизанской башни, чтобы посмотреть на нее с лежачего положения, как они выплясывают и поют песни также на газоне у собора, а идущие мимо люди либо присоединяются, либо начинают радостно улыбаться. Я видела, как в Праге все пытаются заглянуть в окна президентского дворца или сфотографироваться рядом в обнимку с охранником стоящим на посту, а те не гоняют людей, а только улыбаются. Я видела, как на Украине около президентского дворца сидят с палатками шахтеры, бьют о землю своими касками и никто их и не думает разгонять. Я видела, как мэр итальянского городка купается в море на городском пляже и это считается нормальным. И после всего этого я не понимаю, почему гуляя по скверу, я не могу заглянуть на трибуну, на которой раз в год стоит президент во время демонстраций, почему приходя на бывшую работу мне знакомые боятся рассказывать о положении дел, так как вероятна подслушка, а подруга по рабочему телефону вообще отказывается о чем-либо говорить кроме погоды и здоровья, так как им прямо сказали, что телефоны прослушиваются, почему я не могу выйти на площадь и сказать то, что я хочу сказать (я не ругаюсь матом и оскорблять никого не собираюсь), почему пародия на государственное руководство в Литве считается хорошей шуткой, а у нас подвергается уголовному преследованию. А самое главное, я не понимаю, почему я должна слушать столько неприкрытой лижи по государственным телеканалам и радио и не говорите мне: «не слушай и не читай», это не выход, так как независимого телевидения у нас создать не дают. И я не понимаю, как люди могут так врать, как у дикторов поворачивается язык говорить такие вещи и как после этого они могут идти домой к своим детям и смотреть им в глаза, спать спокойно и жить нормальной жизнью. А еще я не понимаю, по какой мизерной цене надо было продать Белтрансгаз, что бы купить и заткнуть рот россиянам. От российских журналистов я этого не ожидала.
Это было предисловие…
А теперь то, что я видела 25 марта 2006 года.
С утра, мама рассказала мне, как они ходили в начале и середине 90-х на митинги Позняка и как их разгоняли, перекрестила меня и отпустила. Она почти не пыталась отговаривать меня, только попросила быть осторожной. В районе 12.10 я приехала на площадь 8 марта, что около собора. Там стояло много милицейских автобусов. Они были пусты и в них были оставлены щиты и каски. Это немного обнадежило. На площадь со стороны Миноблисполкома (ул. Энгельса) нас естественно не пустили. Мы пошли в обход по улице Ленина. Там я встретилась со своими знакомыми. Народа было много, но передвижение было свободно и мы подошли к Центральному универсаму, где толпа и остановилась. Через дорогу около входа в метро и пиццерии была толпа милиции, людей туда не пускали. Такого количества милиции я в своей жизни еще не видела (во второй половине дня оказалось, что можно увидеть и большее количество). Нас стала окружать милиция и прижимать к Центральному универсаму. Мы видели, что около ГУМа и Нацбанка происходит примерно тоже. Видно было, что около Нацбанка группа людей вырвалась на проезжую часть, но во много раз превышающая их толпа милиции затолкала их обратно, говорят, там нескольких арестовали.
В это время у нас выбраться из толпы стало невозможно. Началась небольшая давка. Потом, уже придя домой, из Интернета я узнала, что омоновцы специально нас стали сдавливать, но зачем – непонятно, может боялись, что мы прорвемся на площадь. Через какое-то время омон стал клином рассекать нашу толпу на две части, у людей началась паника, мы боялись, что ближних к площади, т.е. нас, начнут арестовывать. Демонстранты начали выталкивать омоновцев, не давая разбить себя на группы, и нам это удалось, мы их вытеснили.
В эти моменты чувствовалось единство и солидарность демонстрантов, совершенно незнакомые между собой люди помогали друг другу, девушек пытались поднять на выступ около окон универсама Центральный, уже стоящие на выступах говорили о направлениях действий милиции. Поняв, что рассечь толпу на части не удалось, людей начали выпускать на улицу Ленина.
Через некоторое время (в районе 13.30) прошла информация, что Александр Милинкевич направился в сквер Янки Купалы и мы двинулись туда. До Немиги мы шли по коридору из милиции и омоновцев. Лица большинства из них были молоды, в их глаза не читалось агрессии. Только на участке дороги около городской ратуши в оцеплении стояли чины, у которых на погонах было не менее трех звездочек, у некоторых из них было даже две больших, т.е. стоял кордон из офицеров. Мы спустились к метро на Немиге, там оцепления уже не было. Толпа пошла по ул. Богдановича через мост, далее около больницы и Оперного театра повернули направо к Купаловскому скверу. Людской поток был очень большой. Большинство проезжающих машин нам сигналило, люди открывали окна и махали нам, мы махали им в ответ, даже некоторые водители общественного транспорта нам сигналили. Подойдя к скверу, мы увидели большую очередь из милицейских автобусов и грузовых машин, в которых перевозят военных.
В сквере мы стояли далеко от выступавших и почти ничего не слышали. Услышалось и запомнилось только яркое выступление жены Милинкевича и Андрея Хадановича. Его песня, посвященная палаточному городку, вызвала, на мой взгляд, самую большую реакцию присутствующих (надеюсь, мне удастся добыть ее слова). Издали мы видели, как закидали снежками журналистов БТ, после чего они и заявили о ЧМТ и других побоях. Все вместе кричали «Ганьба БТ». Видели, как закидали снежками оператора спецслужб, который залез на дерево, чтобы лучше снять присутствующих. Около нас разместились журналисты телекомпании Мир, их никто не трогал. Рядом стояло человек десять украинцев из «Пары», которым удалось просочится через границу. Митинг закончил Милинкевич сказав, что необходимо расходится по домам и вновь собраться 26 апреля, что бы провести «Чарнобыльскi шлях».
Мы не слышали призыва Козулина идти к Окрестино, да даже если бы и слышали, то не пошли. После окончания наша компания распрощалась, знакомый провел меня до метро на Немиги и мы направились по домам.
Дальше все происходило со мной не как с участницей незаконного шествия, а как с простой обывательницей города Минска, на месте которой мог оказаться любой.
Сев в метро, чтобы доехать до вокзала и сесть на 81 автобус, я вспомнила, что обещала купить своей подруге журнал «Итоги», который продается только в одном месте Минска (по крайней мере, других мест мы не знаем): в подземном переходе на пересечении улицы Ленина и пр. Независимости. Я доехала до Октябрьской, купила журнал (к тому времени там было уже все спокойно) и решила ехать в свою Малиновку на 75 автобусе. Насколько я помню, автобус по расписанию отправлялся в 15.48. Я спокойно в него села, позвонила подруге, что через полчаса буду, открыла журнал и начала читать.
Уткнувшись в журнал, я не заметила, что творилось на Немиге и Городском валу. Подняла глаза только около центрального отделения Беларусбанка, немного не доезжая до театра Музкомедии. По тротуару шла колонна демонстрантов, скандируя: «Свабоду палiтвязням» и «Далучайся». В это время с левой стороны нас стали обгонять автобусы с милицией. Интересно, что они смотрели на демонстрантов с интересом и фотографировали их на свои мобильные телефоны. Что они теперь говорят своим друзьям и родным, показывая эти снимки?
Доехав до кольца, ГАИшник не разрешил нам ехать по положенному маршруту прямо, а заставил повернуть. Тогда водитель автобуса прямо на кольце открыл двери и сказал, что дальше не поедет. Все пассажиры вышли из автобуса и пошли пешком в сторону Московского исполкома (когда я рассказала это маме, то она пообещала написать жалобу в Минсктранс). Среди нас были и женщины с детьми. Пройдя несколько метров, мы увидели, что около Московского исполкома омоновцы (или собровцы, я не знаю разницы, но они были в форме цвета хаки, в масках, шлемах и с металлическими щитами) перекрывают дорогу и начинают идти на нас, стуча дубинками по своим щитам. Сзади мы увидели митингующих, которые перешли дорогу и шли пока по тротуару, хотя транспорт, в связи с перекрытием дороги, уже не ездил. Таким образом, мы оказались посередине. У ребенка идущего рядом со мной началась истерика. Они начали карабкаться по склону. Я, пробежав несколько метров на встречу собровцам, за метр до их колонны, успела вскочить на лестницу, идущую на железнодорожный мост. Поднявшись на несколько ступенек, я увидела, как они прошли мимо меня. Думаю, останься я внизу они бы меня не тронули, максимум могли бы оттолкнуть, так как шли они по ширине всей проезжей части и тротуаров (но мне все равно было страшно). Я поднялась на мост и стала наблюдать за всем сверху. Собрвовцы остановились как раз под нами. В это время демонстранты остановились и стали выходить на проезжую часть. От них отделился Козулин, священник с высоко поднятым крестом, еще несколько человек и журналисты с камерой и микрофоном. Они подошли к силовикам, которые не переставали стучать по щитам и что-то выкрикивать. Женщина, стоящая рядом сказала, что они кричат: «Волки, волки» - это их позывной. Козулин начал разговаривать с руководством, из-за шума мы естественно ничего не слышали и вдруг собровцы пошли на них, священник пытался один их остановить, но они, толкая перед собой эту группку из нескольких человек, стали быстрым шагом приближаться к демонстрантам. Позже я слышала, что какой-то мужчина лег перед ними на дорогу, что бы остановить, но они просто перешли через него. В это время демонстранты взялись за руки и растянулись вдоль дороги (по-моему, это было сравни самоубийству). Когда собровцы вплотную приблизились к демонстрантам, прогремел первый взрыв. По-моему дымовая шашка была брошена со стороны силовиков. Потом прогремел второй взрыв. Люди стали бежать были слышны крики, часть демонстрантов стала карабкаться по склонам. В общей сложности я слышала четыре взрыва. Далее собровцы нас выгнали с моста и я некоторое время не видела, что происходило на дороге. Когда мы стали опять на мост, то увидели, что собровцы перекрыли дорогу около кольца за остановкой общественного транспорта, на которой до начала этих событий стояло человек 10-15. Вполне возможно, что среди пострадавших могли оказаться и они. В этот момент я увидела такое количество милиции и других силовиков, которое раньше никогда не видела. Их было значительно больше демонстрантов. Это было жутко. Они прибежали к мосту и опять перекрыли дорогу. Часть демонстрантов, которые до этого взобрались на склоны, оказались окружены.
В этот момент стало ясно, как удачно Павлюченко было выбрано место. Это дорога с узкими тротуарами по бокам которой довольно высокий склон и, даже взобравшись на него, ты упираешься в высокий забор. Деться просто некуда. Сразу за милицией к мосту подъехали две скорые и два больших МАЗа для перевозки арестованных. Милиции видно был дан приказ и она стала хватать, бить окруженных людей и тянуть их в машины. Это выглядело ужасно. Потом милиция стала взбираться к нам на мост и все наблюдавшие кинулись в рассыпную. Хотели они нас арестовать или нет, мы так и не узнаем, но страх у нас все равно был большой. Подойдя к остановке общественного транспорта около Московского исполкома, на которой стояла большая группа простых жителей города, я увидела шеренгу автобусов (10 штук только на пр. Дзержинского, с другой стороны я не считала) и грузовиков для перевозки военных (6 штук). Милиция и собровцы перебежками возвращались и рассаживались по автобусам и машинам. В руках собровцев я увидела красные болоны и глупо сказала в слух: «у них огнетушители», на что рядом стоящая женщина сказала, что это не огнетушители, а болоны с газом черемуха. Использовали они их или нет, я не знаю. После этого мы увидели возвращавшегося Павлюченко, в окружении телохранителей. Он подошел к какому-то большому чиновнику в милицейской форме (был это Науменко или еще кто я не знаю), они начали смеяться, жать друг другу руки, явно поздравляя один одного. По остановке прошел ропот возмущения видевших это людей.
Мне позвонил знакомый парень и сказал, что собр перекрыл возвращавшимся дорогу у здания Лукойла. Людей хватают и сильно избивают, а сбежавших с побоища людей хватают на Немиге, причем ходят слухи, что хватали и в самом торговом центре.
Через несколько минут общественный транспорт начал работу и я поехала к подруге. Мир зажил своей старой обычной жизнью. Люди обсуждали погоду, поведении мужей, смеялись, рассказывая веселые истории. Впереди был еще один выходной день и это должно было навевать хорошее настроение. Создавалось впечатление, что ничего не произошло. Но на самом деле то, что происходило в течение этой недели в Минске, многое изменило.
http://zhannik.livejournal.com/