На турбины денег нет. Все ушли в стабфонд
ПО ПЕРСИДСКОМУ ЗАЛИВУ
Тихо. По Персидскому заливу крадется плавбаза подводных лодок "Иван
Кожемякин". На мостике - командир. Любимые выражения командира - "серпом
по яйцам" и "перестаньте идиотничать!". Ночь непроглядная. В темноте,
справа по борту, угадывается какая-то фелюга береговой охраны. Она
сопровождает нашу плавбазу, чтоб мы "не туда не заехали".
- Ракету! - говорит командир. - А то в эту темень мы его еще и
придавим невзначай, извиняйся потом по-английски, а я в школе, если все
собрать, английский учил только полчаса.
С английским у командира, действительно... запор мысли, зато уж
по-русски - бурные, клокочущие потоки. В Суэцком канале плавбаза
головной шла, и поэтому ей полагался лоцман. Когда этот темный брат
оказался на борту, он сказал командиру:
- Монинг, кэптан!
- Угу, - ответил командир.
- Хау ду ю ду?
- Ага.
А жара градусов сорок. Наших на мостике навалом: зам, пом, старпом и
прочая шушера. Все в галстуках, в фуражках и в трусах - в тропической
форме одежды. Из-под каркаса протекают головы. Это кэп всех вырядил:
неудобно, вдруг "хау ду ю ду" спросят.
- Ду ю спик инглиш?
- Ноу.
- О, кэптан!
Кэп отвернулся в сторону своих и процедил:
- Я ж тебя не спрашиваю, макака-резус, чего это ты по-русски не
разговариваешь?
Ночью все-таки получше. Прохладней.
- Дайте им еще ракету, - говорит командир, - чего-то они не
реагируют.
Плавбаза стара, как лагун под пищевые отходы Однажды дизеля встали -
трое суток плыли сами куда-то тихо в даль, и вообще, за что ни возьмись,
все ломается
Катерок опять не отвечает.
- А ну - ка, - говорит командир, - ослепите-ка его прожектором!
Пока нашли, кому ослеплять, чем ослеплять, прошло немного времени.
Потом решали, как ослеплять. Посланный включил совсем не то, не с того
пакетника, и то, что он включил, кого-то там чуть не убило. Потом
включили как надо, но опять не слава Богу.
- Товарищ командир, фазу выбило!
- Ах, курвы, мокрощелки вареные, электриков всех сюда!
Уже стоят на мостике все электрики. Командир, вылив на них несколько
ночных горшков, успокаивается и величаво тычет в катерок.
- Ну - ка, ослепите мне его!
Прожектор включился, но слаб, зараза, не достает. Командир смотрит на
механика и говорит ему подряд три наши самые любимые буквы.
- На камбузе, товарищ командир, есть, по - моему, хорошая лампочка, -
осеняет механика, - на камбузе!
- Так давайте ее сюда.
С грохотом побежали на камбуз, вывинтили там, с грохотом прибежали
назад, ввинтили, включили - чуть-чуть лучше.
И вдруг - столб огня по глазам, как солнце, ни черта не видно,
больно. Все хватаются, защищаются руками. Ничего не понятно.
Свет метнулся в сторону, все отводят руки от лица. Ах, вот оно что:
это катерок осветил нас в ответ своим сверхмощным прожектором.
- Товарищ командир, - спросили у кэпа после некоторого молчания, -
осветить его в ответ прожектором?
- В ответ? - оживает командир. - Ну нет! Хватит! А я еще, старый
дурак, говорю: ослепите этого братана из Арабских Эмиратов. Ха! А мне бы
хоть одна падла сказала бы: зря вы, товарищ командир, изготовились и
ждете, зря вы сусало свое дремучее раздолдонили и слюни, понимаешь,
ожидаючи, напустили тут целое ведро. Нет! А я еще говорю: ослепите его!
Мда! Да если он нас еще разик вот так осветит своим фонариком, мы все
утонем! Ослепители! Свободны все, великий народ!
Пустеет. На мостике один командир. Он страдает.
