f_evgeny wrote: Вы бьете себя в грудь, что свобода вам дороже всего на свете, если я правильно понял?
Я не согласен, а находился в положении, когда моя свобода была ограничена иногда меньше, а иногда больше, чем у колхозников. И не находил в этом ничего такого супер трагического.
Да и мои знакомые, работавшие в колхозе, помню тоже. Другие там были проблемы.
Нет, я не говорил, что свобода мне дороже всего на свете, просто добровольно в рабство для денег я бы не пошел. Кстати, колхозники в СССР туда бы тоже не пошли. Им ведь выбора не дали - идти в колхозы и отказаться от своей свободы или остаться хотя бы настолько вольными, насколько рабочие и специалисты были в сталинском СССР.
Был бы выбор, может те, кто в том трагичного не видел, в колхозы бы и пошли (где зарплаты не давали, а - по трудодням, а за невыработку определенного количества трудодней - судили).
Вот свидетельство В.Белова, который о колхозах знал не по родственникам:
" Помню, какой испытывал страх, когда, будучи второклассником, потерял табель успеваемости. Этот эпизод снился мне многие годы. Трусость? Не надо спешить с выводами. Для сельской жизни начала 30-х годов очень характерно было такое понятие, как «копия» или даже «копия с копии». Бумага или ее отсутствие могли отправить на Соловки, убить, уморить голодом. И мы, дети, уже знали эту суровую истину. Не зря составлять документы учили нас на уроках. Хорошо помню, как Николай Ефимович Мартьянов, наш сельский учитель, заставлял писать образцы документов.
В седьмом или шестом классе, помнится, мы учили наизусть стихотворение Некрасова «Размышления у парадного подъезда». «Вот парадный подъезд. По торжественным дням, одержимый холопским недугом, целый город с каким-то испугом подъезжает к заветным дверям». Н. А. Некрасов называл холопским недугом обычное подхалимство. Но можно ли называть холопским недугом страх беспаспортного деревенского мальчика, стоящего перед всесильным чиновником? Дважды, в сорок шестом и сорок седьмом годах, я пытался поступить учиться. В Риге, в Вологде, в Устюге. Каждый раз меня заворачивали. Я получил паспорт лишь в сорок девятом, когда сбежал из колхоза в ФЗО. Но за пределами деревенской околицы чиновников было еще больше...
Я и сам был очевидцем! В мои неполные пятнадцать лет, когда мои попытки поступить на учебу провалились, меня вдруг поставили счетоводом нашего колхоза «4-я пятилетка». (Счетовод в колхозе в то время был вторым руководящим лицом, после председателя. ) Итак, я счетовод, но счетовод беспаспортный. Мне же хотелось продолжить образование и стать полноправным, то есть небеспаспортным. Не только послевоенный голод и жесточайшая нужда, но больше всего эти два обстоятельства заставили меня покинуть родную деревню. (Городская нужда в первые послевоенные годы была не меньше деревенской. ) Миллионы моих сверстников уехали в города и лесные поселки как раз из-за ощущения своей второсортности. Быть крестьянином считалось вообще позорным и бесперспективным "
http://www.booksite.ru/fulltext/rem/esl ... i/ya/1.htm