Из "Тараса Бульбы" - сколько угодно.
Н. В. Гоголь wrote:...когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество
- широкая, разгульная замашка русской природы, - и когда все поречья, перевозы,
прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и
смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: "Кто их
знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак" (что маленький пригорок,
там уж и козак). Это было, точно, необыкновенное явленье русской силы...
Не было ремесла, которого бы не знал козак: накурить вина, снарядить телегу, намолоть
пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, гулять напропалую,
пить и бражничать, как только может один русский
Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов
и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда
брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода,
свои князья, а не католические недоверки. Все взяли бусурманы, все пропало.
Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле,
не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на
чужбине; видишь - и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним,
как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, - видишь:
нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить,
как русская душа, - любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал
бог, что ни есть в тебе, а... - сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою
головою, и усом моргнул, и сказал: - Нет, так любить никто не может! Знаю,
подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были
хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах
запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи;
гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает,
как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и
не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом
своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего
подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве,
есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно
когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за
голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное
дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество!