serge66 wrote:Митяй wrote:serge66 wrote:Митяй wrote:serge66 wrote:Что отличает успевших от неуспевших, и почему последних гораздо больше?
В основном - коррупция.
А почему? Почему при практически одинаковой Конституции и даже географической близости в одной стране такая вот разрушительная коррупция, а в другой нет? И что является правилом, а что исключением? Если исходить из того что золотой у нас только миллиард, а остальные миллиарды даже не серебряные?
Вот тут большой и интересный цикл, что такое коррупция и что с ней делать :
http://ej.ru/?a=note&id=9054 (на данный момент - последняя статья)
Статья, конечно, интересная, но мой вопрос о другом: почему распределение успешности/неуспешности при капитализме по странам (по суммарному населению) грубо 1/4. Есть ли это естественная пропорция и что системно (а не на уровне - повезло с начальством/не повезло с начальством) обьясняет такое грустное разделение?
http://www.globalrus.ru/opinions/139645/ этом году немецкий социолог Кристиан Вельзель впервые решил проверить, как именно разные факторы сказываются на процессе демократизации. И оказалось, что все ранее выдвинутые теории насчет того, что движет процессом создания демократии на месте авторитарного правления (все равно - мирным или революционным путем), численно не подтверждаются. Массив данных о переходах к демократии и откатах от нее с 1973 по 2002 год в 61 стране упорно отказывался коррелировать с любыми из предложенных социологами концепций. Богатство нации не имеет значения: ВНП на душу населения (и все другие аналогичные показатели) дали едва заметную связь. О первичности сытого брюха по Маслоу можно забыть навсегда. Имущественное расслоение? На коэффициент Джини модель не реагирует. Велзель ввел в модель индекс этническо-языкового разнообразия. Нулевой результат. Процент протестантов в стране? Никакой корреляции, Вебер летит в корзину. Процент христиан западного типа (католики+протестанты)? То же самое, Хантингтон присоединяется к Веберу в мусоре. Наличие демократической традиции? Пусто, пусто.
Тогда Вельзель использовал принципиально новый индикатор – "ожидания свободы", взятый из уже не раз помянутого World Values Survey. Этот раздел опроса WVS мерил, условно говоря, свободолюбие жителей той или иной страны: из группы в четыре утверждения, где два оказывали предпочтение свободе и самостоятельности, а два – порядку и безопасности, предлагалось выбрать два. Несколько десятков таких четверок с вопросами из всех сфер жизни давали более-менее внятную картину предпочтений. Причем эти предпочтения достаточно стабильны и не менялись от десятилетия к десятилетию. Этот индекс свободолюбия Велзель и добавил в свою модель.
Точность попадания превзошла все ожидания. Гипотеза, что именно желание быть свободным позволяет как добиться демократии, так и удерживать ее, оказалась подтвержденной на очень серьезном уровне во всех моделях: коэффициент корреляции во всех моделях варьировался от +0.57 до +0.84 (коэффициент корреляции – квадратичный, поэтому, образно говоря, 0.64 – это 80% вероятность, что две переменные зависимы, а 0.81 – 90%).
Любовь к свободе как фактор влияния на переход к демократии также перекрыла и другие культурные факторы. Модная концепция "социального капитала" – терпимость к меньшинствам наподобие ВИЧ-инфицированных и геев, волонтерство, уровень доверия к политике и граждан друг к другу, и даже симпатии к демократическому строю также показала нулевую корреляцию с демократическим развитием. Зря только развитые страны миллиарды на гранты тратили: народы, ставящие свободу выше безопасности, и без "социального капитала" вышли в люди, а народам, где свободу не ценят, никакие семинары и инициативы не помогают. По-видимому, свободу находят не те, кто знают, как ее искать, а те, кто знают, что они ищут. Свободолюбцы находят демократию, как птицы весной север – седьмым чувством.
Важность открытия Вельзеля в том, что он научно продемонстрировал, что
индивидуальное свободолюбие является определяющим фактором по отношению к общегосударственной политике и экономике. Его расчеты доказывают, что частный идеализм выступает двигателем материального общественного прогресса. Свобода, живущая в сердце человека, является основой экономического процветания и политической демократии, а не наоборот.
...
Проблема России – в том, что ее граждане не хотят быть свободными. Они не ценят свободу, не думают о ней – и вообще она в России не котируется. Все это можно было бы свалить на "тысячелетнее рабство", как постоянно и делается – одни указывают на коммунизм, Гулаг и колхозы, другие – на царя и крепостное право, третьи – на монголо-татар – словом, кому что больше нравится. "Не сами, по родителям".
Только вот беда: отмазка не канает. Традиция рабства тут ни при чем. В модели Вельзеля есть поправка на уровень несвободы до начала 1990-х годов. Но и с ней и без нее отсутствие демократии в России дает почти идеальную корреляцию со свободолюбием ее граждан. Таким образом, отсутствием интереса – а точнее, любви к свободе ныне активное поколение обладает само по себе.
...
И на месте "привычного угнетения" обнаруживается то, что мы уже обнаружили в предыдущей статье –
отсутствие у самого обычного, рядового гражданина России иной мотивации, кроме материальной, и страх перед всем и каждым. Все решает действие гражданина, одного гражданина. Монголы и русичи в земле. Крепостники и крепостные в земле. Большевики и белые в земле. Лихие энкеведешники и вохровцы тоже в земле. Все это было, этого больше нет. Здесь и сейчас живем только мы с вами. Действовать должен ныне живущий, но каждый из тех, кто мог действовать, и все они вместе – бездействуют.
А пристыдишь их - и сальцо найдется, и горилочка...
Хорошо сказано. 
